Неточные совпадения
Белые двери привели в небольшую комнату с окнами на улицу и в сад. Здесь жила женщина. В углу, в цветах, помещалось на мольберте большое зеркало без рамы, — его сверху обнимал коричневыми лапами деревянный дракон. У стола — три глубоких кресла, за дверью — широкая тахта со множеством разноцветных подушек, над нею, на стене, — дорогой шелковый
ковер, дальше — шкаф, тесно набитый книгами, рядом с ним — хорошая копия с картины Нестерова «У колдуна».
Тут развешено платье и
белье, там
ковры, книги, матросская амуниция, подмокшие сухари — все это разложено, развешено, в пятнах, в грязи, сыростью несет, как из гнилого подвала; на юте чинят разорванные паруса.
Палатку можно устроить на текинский образец: снаружи обить
белым войлоком, а внутри убрать все бухарскими
коврами.
Из всей обстановки кабинета Ляховского только это зеркало несколько напоминало об удобствах и известной привычке к роскоши; все остальное отличалось большой скромностью, даже некоторым убожеством: стены были покрыты полинялыми обоями, вероятно, синего цвета; потолок из
белого превратился давно в грязно-серый и был заткан по углам паутиной; паркетный пол давно вытерся и был покрыт донельзя измызганным
ковром, потерявшим все краски и представлявшимся издали большим грязным пятном.
Передняя походила на министерскую приемную: мозаичный мраморный пол, покрытый мягким
ковром; стены, отделанные под дуб; потолок, покрытый сплошным слоем сквозных арабесок, и самая роскошная лестница с мраморными
белыми ступенями и массивными бронзовыми перилами.
Стены номера и весь пол были покрыты ташкентскими
коврами; слабая струя света едва пробивалась сквозь драпировки окон, выхватывая из наполнявшего комнату полумрака что-то
белое, что лежало на складной американской кровати, как узел вычищенного
белья.
Погода утихла, тучи расходились, перед ним лежала равнина, устланная
белым волнистым
ковром.
Погляди на
белые ноги мои: они много ходили; не по
коврам только, по песку горячему, по земле сырой, по колючему терновнику они ходили; а на очи мои, посмотри на очи: они не глядят от слез…
Наконец, мы попали в коридор более чистый и светлый, с
ковром, и вошли в большой кабинет, ярко освещенный, с шкурой
белого медведя на полу.
Он был необыкновенно интересен: его длинная черная фигура с широко раздувающимися длинными полами тонкого матерчатого сюртука придавала ему вид какого-то мрачного духа, а мрачная печать, лежавшая на его
белом лбу, и неслышные шаги по мягкому
ковру еще более увеличивали это сходство.
Дом двухэтажный, зеленый с
белым, выстроен в ложнорусском, ёрническом, ропетовском стиле, с коньками, резными наличниками, петухами и деревянными полотенцами, окаймленными деревянными же кружевами;
ковер с
белой дорожкой на лестнице; в передней чучело медведя, держащее в протянутых лапах деревянное блюдо для визитных карточек; в танцевальном зале паркет, на окнах малиновые шелковые тяжелые занавеси и тюль, вдоль стен
белые с золотом стулья и зеркала в золоченых рамах; есть два кабинета с
коврами, диванами и мягкими атласными пуфами; в спальнях голубые и розовые фонари, канаусовые одеяла и чистые подушки; обитательницы одеты в открытые бальные платья, опушенные мехом, или в дорогие маскарадные костюмы гусаров, пажей, рыбачек, гимназисток, и большинство из них — остзейские немки, — крупные, белотелые, грудастые красивые женщины.
В
белой татарской избе, на широких нарах, лежала груда довольно сальных перин чуть не до потолка, прикрытых с одной стороны
ковром; остальная часть нар покрыта была
белою кошмою.
Но она, увидев нас, неслышно вошедших по устилающим покои пушистым
коврам немедленно при явлении нашем оставила свою музыку и бросилась с несколько звериною, проворною ухваткой в смежный покой, двери коего завешены большою занавесью
белого атласа, по которому вышиты цветными шелками разные китайские фигурки.
Хороший
ковер и койка с тонким
бельем, с шелковым одеялом — все отмечало любовь к красивым вещам, а также понимание их тонкого действия.
У Пепки были совершенно необъяснимые движения души, как в данном случае. Для чего он важничал и врал прямо в глаза? Павловск и Ораниенбаум были так же далеки от Пепки, как Голконда и те
белые медведи, которые должны были превратиться в
ковры для Пепкиных ног. По-моему, Пепко был просто маниак. Раз он мне совершенно серьезно сказал...
— Потерпи, милушка. Как быть-то?.. Деньги дело наживное. А уж насчет Владимира Петровича ты даже совсем напрасно сумлеваешься. Вон у него самовар даже серебряный,
ковры какие, а дома-то, сказывают, сколько добра всякого… Уж ежели этакому человеку да не верить, милушка, так и жить на
белом свете нельзя. На что наша Маланья, на всех фукает, как старая кошка, а и та: «Вот уж барин, так можно сказать, что взаправский барин!»
То ярко-зеленые, то темноцветные листья стелятся по воде, но глубоко ушли корни их в тинистое дно;
белые и желтые водяные лилии, цвет лопухов, попросту называемые кувшинчиками, и красные цветочки темной травы, торчащие над длинными вырезными листьями, — разнообразят зеленый
ковер, покрывающий поверхность пруда.
Любопытные видали в замочную скважину: дорогой варшавский
ковер на полу этой комнаты; окно, задернутое зеленой тафтяной занавеской, большой черный крест с
белым изображением распятого Спасителя и низенький налой красного дерева, с зеленою бархатною подушкой внизу и большою развернутою книгою на верхней наклонной доске.
Я знаю магазины:
белья, шелковых материй,
ковров, мехов, мебели; я знаю, что, когда нужно что-нибудь, едут туда, берут вещь, отдают деньги, а если нет денег, велят commis [приказчики.] приехать на дом.
Он с ясностью представил себе покойное, надменное лицо фон Корена, его вчерашний взгляд, рубаху, похожую на
ковер, голос,
белые руки, и тяжелая ненависть, страстная, голодная, заворочалась в его груди и потребовала удовлетворения.
Ездящие на ослицах
белых, сидящие на
коврах, пойте песнь.
Молодец, нагнувшись, вошел под низкую яблонь, залитую
белыми цветами, и сел на
ковре в ногах у Катерины Львовны.
— Пойдем спать, — сказала Катерина Львовна медленно, словно разбитая, приподнимаясь с
ковра, и как лежала в одной рубашке да в
белых юбках, так и пошла по тихому, до мертвенности тихому купеческому двору, а Сергей понес за нею коверчик и блузу, которую она, расшалившись, сбросила.
Но вот кому-то удалось рассмотреть, что четыре всадника, едущие впереди отряда, держат под укрюками седельных арчаков углы большого пестрого персидского
ковра. Это тот самый
ковер, назначением которого было покрывать в отъезжем поле большой боярский шатер. Теперь на этом
ковре, подвешенном как люлька между четырьмя седлами, лежит что-то маленькое, обложенное
белыми пуховыми подушками и укутанное ярко цветным шелковым архалуком боярина.
Посреди комнаты стол большой, у окна кресло мягкое, с одной стороны стола — диван, дорогим
ковром покрытый, а перед столом стул с высокой спинкой, кожею обит. Другая комната — спальня его: кровать широкая, шкаф с рясами и
бельём, умывальник с большим зеркалом, много щёточек, гребёночек, пузырьков разноцветных, а в стенах третьей комнаты — неприглядной и пустой — два потайные шкафа вделаны: в одном вина стоят и закуски, в другом чайная посуда, печенье, варенье и всякие сладости.
Прошел раз снег большими
белыми хлопьями, прилег на минуту
белым разорванным
ковром на зеленой еще траве и тотчас же растаял, — и стало еще мокрее, еще холоднее.
Николай Николаевич только теперь заметил, что ноги его ступали неслышно и мягко, как по
ковру. Вправо и влево от тропинки шел невысокий, путаный кустарник, и вокруг него, цепляясь за ветки, колеблясь и вытягиваясь, бродили разорванные неясно-белые клочья тумана. Странный звук неожиданно пронесся по лесу. Он был протяжен, низок и гармонично-печален и, казалось, выходил из-под земли. Студент сразу остановился и затрясся на месте от испуга.
Без дум, со смутной и тяжёлой грустью в сердце иду по дороге — предо мною в пасмурном небе тихо развёртывается серое, холодное утро. Всё вокруг устало за ночь, растрепалось, побледнело, зелёные
ковры озимей покрыты пухом инея, деревья протягивают друг к другу голые сучья, они не достигают один другого и печально дрожат. Снега просит раздетая, озябшая земля, просит пышного
белого покрова себе. Сошлись над нею тучи, цвета пепла и золы, и стоят неподвижно, томя её.
Подолы и рукава, с помятыми кружевами и оборками, свешивались на
ковер, по которому там и сям
белели тесемки, два-три окурка, бумажки от карамели…
Те стали подыматься по
белой лестнице, устланной малиновым
ковром, притянутым золотыми прутьями. Голый оказался впереди всех, рядом с Ионой, и шел, гордо попирая босыми ступнями пушистые ступени.
Пели соловьи, благоухали розы в венках, сплошным
ковром закрывавших могильный холмик, а мы с Людей сидели, тесно прижавшись друг к другу, неотступно думая о том, кто лежал теперь под
белым крестом и развесистой чинарой — бдительным стражем в его изголовьи.
Огромная, крытая
ковром столовая с длинными столами и с диванами по бортам, помещавшаяся в кормовой рубке, изящный салон, где стояло пианино, библиотека, курительная, светлые, поместительные пассажирские каюты с ослепительно чистым постельным
бельем, ванны и души, расторопная и внимательная прислуга, обильные и вкусные завтраки и обеды с хорошим вином и ледяной водой, лонгшезы и столики наверху, над рубкой, прикрытой от палящих лучей солнца тентом, где пассажиры, спасаясь от жары в каютах, проводили большую часть времени, — все это делало путешествие на море более или менее приятным, по крайней мере для людей, не страдающих морской болезнью при малейшей качке.
Выпили хорошо, закусили того лучше. Потом расселись в кружок на большом
ковре. Сняв с козлов висевший над огнем котелок, ловец поставил его возле. Татьяна Андревна разлила уху по тарелкам. Уха была на вид не казиста; сварив
бель, ловец не процедил навара, оттого и вышла мутна, зато так вкусна, что даже Марко Данилыч, все время с усмешкой пренебреженья глядевший на убогую ловлю, причмокнул от удовольствия и молвил...
Из
белой залы прошли в гостиную… Ноги девочек теперь утонули в пушистых
коврах… Всюду встречались им на пути уютные уголки из мягкой мебели с крошечными столиками с инкрустациями… Всюду бра, тумбочки с лампами, фигурами из массивной бронзы, всюду ширмочки, безделушки, пуфы, всевозможные драгоценные ненужности и бесчисленные картины в дорогих рамах на стенах…
Когда она отдавала на руки слуге свои вещи, из комнаты Павла Николаевича вышел другой слуга с серебряным подносом, на котором стояла посуда, и в отворенную дверь пред нею мелькнул сам Горданов; он был одет в том меховом архалучке, в котором она его встретила у его усадьбы, и, стоя посреди устилавшего всю комнату пушистого
ковра, чистил левою рукой перышком зубы, между тем как правая его рука очень интересно покоилась на
белой перевязи через грудь и левое плечо.
Ее перенесли в полдень в последнюю палату, поставили на катафалк из
белого глазета серебром и золотом вышитый
белый гроб с зажженными перед ним с трех сторон свечами в тяжелых подсвечниках, принесенных из церкви. Всю комнату убрали
коврами и пальмами из квартиры начальницы, превратив угрюмую лазаретную палату в зимний сад.
Кате отвели номер в гостинице «Астория». Была это лучшая гостиница города, но теперь она смотрела грустно и неприветливо. Коридоры без
ковров, заплеванные, белевшие окурками; никто их не подметал. Горничные и коридорные целый день либо валялись на своих кроватях, либо играли в домино. Никто из них не знал, оставят ли их, какое им будет жалование. Самовары рядком стояли на лавке, — грязно-зеленые, в
белых полосах. На звонки из номеров никто не шел. Постояльцы кричали, бранились. Прислуга лениво отвечала...
Бубен звенел и стонал под ударами ее смуглой хорошенькой ручки. Стройная ножка скользила по
ковру… Она вскрикивала по временам быстро и односложно, сверкая при этом черными и глубокими, как горная стремнина, глазами. Потом закружилась, как волчок, в ускоренном темпе лезгинки, окруженная, точно облаком, развевающеюся
белою чадрою.
Наконец, мы поднялись по широкой, застланной
коврами лестнице и вступили в так называемый верхний коридор, где находились классы. Моя спутница вошла со мною в комнату, над дверью которой по черной доске было выведено крупным
белым шрифтом: 7-й класс.
Тася поглядела вправо. Окошко кассы было закрыто. Лестница освещалась газовым рожком; на противоположной стене, около зеркала, прибиты две цветных афиши — одна красная, другая синяя — и
белый лист с печатными заглавными строками. Левее выглядывала витрина с красным фоном, и в ней поллиста, исписанного крупным почерком, с какой-то подписью. По лестнице шел половик, без
ковра. Запах сеней сменился другим, сладковатым и чадным, от курения порошком и кухонного духа, проползавшего через столовые.
С левой стороны находилась громадная арка с приподнятой на толстых шнурах портьерой, открывавшей вид в следующую комнату-альков, всю обитую
белой шелковой материей. В глубине ее виднелась пышная кровать, а справа роскошный туалет, с большим овальным зеркалом в рамке из слоновой кости. Альков освещался молочного цвета фонарем, спускавшимся из центра искусно задрапированного белоснежным шатром потолка. Пол был устлан
белым ангорским
ковром.
Швейцар уже позвонил в квартиру"генерала", как он называл Виктора Павловича. Днем дверь стояла отворенной. К ней вел снизу
ковер, покрытый
белым половиком.
Раздался выстрел. Сбежавшаяся прислуга застала князя уже мертвым. Он лежал на кровати. Огнестрельная рана зияла в правом виске. Алая кровь обагрила белоснежные, батистовые наволочки подушек и лежавший у постели
белый ангорский
ковер. Правая рука спустилась с кровати. Револьвер большого калибра валялся на
ковре. На лице князя застыла улыбка какого-то блаженного довольства.
День был морозный и ясный. Зимнее холодное солнце освещало покрытое белоснежным
ковром жилище мертвых — кладбище; по нем желтой лентой вилась посыпанная песком дорожка, а на остальном его
белом фоне рельефно выступали надгробные плиты и памятники.
Лежит она, голубка, на
ковре навзничь, а кровь из груди
белой, рубашка-то разорвана была, фонтаном хлещет.
Третья комната, в особенности поразившая Ирену, была вся обтянута
белым шелком, вышитым цветами; прямо против двери в стене было громадное широкое зеркало; причудливой разнообразной формы мягкая мебель была разбросана в изящном беспорядке у стен, по углам и даже посередине уютного гнездышка, пол которого был покрыт мягким
ковром.
За слободой
белели покрытые белоснежным
ковром гряды холмов, а еще далее чернелись густые леса.
А тем временем они пришли на мезонин, и здесь еще лучше чистота и порядок: пол весь мылом вымыт и хвощом натерт, так что светится, посередине и вдоль всей чистенькой лестницы постланы
белые дорожки, в гостиной диван и на круглом переддиванном столе большой поливанный кувшин с водою, и в нем букет из роз и фиалок, а дальше — спальная комната с турецким
ковром над кроватью, и опять столик и графин с чистой водой и стакан, и снова другой букет цветов, а еще на особом столике перо, и чернильница, и бумага с конвертами, и сургуч с печатью.
Смотри, вон уже видно — там из-за угла выступает высокий
белый верблюд под роскошным
ковром, на нем едет темный старик — это Пеох.
Оба приказания Нефоры были исполнены в точности: рабы ее, ходившие без успеха к Зенону, были наказаны ударами воловьей жилы, а ей был подан
белый мул, покрытый роскошным
ковром, с уздою из переплетенной широкой зеленой и желтой тесьмы, с золотистою сеткой на челке и с длинными кистями вместо вторых поводьев. У этих поводьев стоял немой сириец из Тира, в ярко-красной, до пят его достигавшей, длинной одежде.